"Поэты не герои, они - поэты!"

В клубе "Мы с Пресни"

прошёл литературный вечер,   посвящённый великим русским поэтам

Николаю Гумилёву и Осипу Мандельштаму

На этой встрече клуба "Мы с Пресни" собрались наши постоянные читатели:

Евгений Дмитриевич Шлопак

Елена Владимировна Горячева

Гермина Полиектовна Голикова

Надежда Дмитриевна Коляда

Сергей Васильевич Галица

Раиса Захаровна Белялетдинова

Валентина Львовна Козлова

Дмитрий Дмитриевич Люлин

Раиса Давидовна Лукьянова

и я - ведущая Ирина Владимировна Севрюгина.

Как всегда, мы угощались сладостями, запивая их чаем, и вели непринуждённую беседу. На этот раз нашей темой стали юбилейные даты двух великих русских поэтов -

Николая Гумилёва и Осипа Мандельштама, которым в этом 2016 году исполнилось бы 130 и 125 лет со дня рождения, соответственно. Я подобрала материалы в интернете и из книги Ирины Одоевцевой "На берегах Невы" об этих поэтах Серебряного века, а мои благодарные слушатели дополняли мой рассказ интересными подробностями. Привожу ниже свой материал. Приятного прочтения!

 Николай Гумилев 

Николай Степанович Гумилев - русский поэт, переводчик и критик, основатель литературного течения «акмеизм» (греч. akme, цветущая сила), пришедшего на смену декадансу и символизму. Родился он 3 (15) апреля 1886 году в Кронштадте в дворянской семье корабельного врача Степана Яковлевича Гумилёва. Детство Николая Гумилёва прошло в Царском Селе и в Санкт-Петербурге, отрочество — в Тифлисе, юность — снова в Царском Селе. Маленький Коля был слабым болезненным ребёнком, его постоянно мучили головные боли, он плохо переносил шум, и маме Анне Ивановне, урождённой Львовой, пережившей, кстати сказать, сына более чем на 20 лет, приходилось  уделять ему больше внимания, чем старшему сыну.

Учился Гумилёв плохо и однажды даже был на грани отчисления, но директор гимназии Иннокентий Фёдорович Анненский настоял на том, чтобы оставить ученика на второй год: «Всё это правда, но ведь он пишет стихи». Весной 1906 года Николай Гумилёв всё-таки сдал выпускные экзамены и получил аттестат зрелости, в котором значилась единственная пятерка — по логике.

За год до окончания гимназии на средства родителей была издана первая книга его стихов «Путь конквистадоров». Этот сборник удостоил своей отдельной рецензией Брюсов, один из авторитетнейших поэтов того времени. Хотя рецензия не была хвалебной, мэтр завершил её словами «Предположим, что она [книга] только «путь» нового конквистадора и что его победы и завоевания — впереди», именно после этого между Брюсовым и Гумилёвым завязывается переписка. Долгое время Гумилёв считал Брюсова своим учителем, брюсовские мотивы прослеживаются во многих его стихах (самый известный из них — «Волшебная скрипка», впрочем, Брюсову и посвящённый). Мэтр же долгое время покровительствовал молодому поэту и относился к нему, в отличие от большинства своих учеников, добро, почти по-отечески.

После окончания гимназии Гумилёв уехал учиться во Францию. С 1906 года Николай Гумилёв жил в Париже: слушал лекции по французской литературе в Сорбонне, изучал живопись — и много путешествовал. Издавал литературный журнал «Сириус» (в котором дебютировала Анна Ахматова), весьма далекий от повседневной обывательской жизни и предназначенный, как видно из издательских разъяснений, исключительно «для изысканного понимания». Просуществовал этот журнал недолго, вышло только 3 его номера.

В Париже Гумилёв посещал выставки, знакомился с французскими и русскими писателями, состоял в интенсивной переписке с Брюсовым, которому посылал свои стихи, статьи, рассказы. В Сорбонне Гумилёв познакомился с молодой русской поэтессой Елизаветой Дмитриевой, более известной с подачи Максимилиана Волошина под литературным псевдонимом-мистификацией Черубины де Габриак. Эта мимолётная встреча через несколько лет сыграет роковую роль в судьбе Гумилёва.

В 1908 году Гумилев возвращается в Россию сформировавшимся поэтом и критиком. Однако скоро становится очевидным, что он ведет себя совсем не так, как принято в тогдашней поэтической среде, проникнутой декадентской «расслабленностью». Гумилев — уникальный пример, когда человек готов практически служить идеалу и в этом деле воинствует. Верность его однажды принятым воззрениям и обязательствам для него неизменна. Крещенный в православии, он и среди скептических интеллигентов его круга, и впоследствии среди крутых большевиков продолжает при виде каждой церкви осенять себя знамением, хотя, по ядовитой характеристике Ходасевича, «не подозревает, что такое религия». Присягнувший царю, он и при Советской власти оставался монархистом, причем он не скрывал этого ни от простодушных пролеткультовцев, которым читал лекции, ни от чекистских следователей, которые его допрашивали.

Первый сборник стихов Гумилева «Путь конкистадоров» (1905) был опубликован еще в студенческие годы. За ним последовали «Романтические цветы» (1908), «Жемчуга» (1910), «Чужое небо» (1912) На деньги, полученные за сборник, а также на скопленные средства родителей, он отправляется в путешествие. После Турции Гумилёв посетил Грецию, затем отправился в Египет. В Каире у путешественника неожиданно кончились деньги, и он вынужден был поехать обратно.

Николай Гумилёв — не только поэт, но и один из крупнейших исследователей Африки. Он совершил несколько экспедиций по восточной и северо-восточной Африке и привёз в Музей антропологии и этнографии (Кунсткамеру) в Санкт-Петербурге богатейшую коллекцию.

Три года между экспедициями были очень насыщенными в жизни поэта.

Гумилёв посещает знаменитую «Башню» Вячеслава Иванова и Общество ревнителей художественного слова, где заводит множество новых литературных знакомств.

В 1909 году вместе с Сергеем Маковским Гумилёв организует иллюстрированный журнал по вопросам изобразительного искусства, музыки, театра и литературы «Аполлон», в котором начинает заведовать литературно-критическим отделом, печатает свои знаменитые «Письма о русской поэзии».

Весной этого же года Гумилёв вновь встречает Елизавету Дмитриеву, у них завязывается роман. Гумилёв даже предлагает поэтессе выйти за него замуж. Но Дмитриева предпочитает Гумилёву другого поэта и его коллегу по редакции «Аполлона» — Максимилиана Волошина. Осенью, когда скандально разоблачается личность Черубины де Габриак — литературной мистификации Волошина и Дмитриевой, Гумилёв позволяет себе нелестно высказаться о поэтессе, Волошин наносит ему публичное оскорбление и получает вызов. Дуэль состоялась 22 ноября 1909 года и новость о ней попала во многие столичные журналы и газеты. Оба поэта остались живы: Волошин стрелял — осечка, ещё раз — опять осечка, Гумилев выстрелил вверх.

В 1910 году вышел сборник «Жемчуга», в который как одна из частей были включены «Романтические цветы». В состав «Жемчугов» входит поэма «Капитаны», одно из известнейших произведений Николая Гумилёва. Сборник получил хвалебные отзывы В. Брюсова, В. Иванова, И. Анненского и других критиков, хотя её называли «ещё ученической книгой».

25 апреля 1910 года, после трёх лет колебаний, он наконец женился: в Николаевской церкви села Никольская слободка (Левый берег Днепра, г. Киев, Украина) Гумилёв обвенчался с Анной Андреевной Горенко (Ахматовой).

В 1911 году при активнейшем участии Гумилёва был основан «Цех поэтов», в который, кроме Гумилёва, входили Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Владимир Нарбут, Сергей Городецкий, Елизавета Кузьмина-Караваева (будущая «Мать Мария»), Зенкевич, Ирина Одоевцева и др.

В это время символизм переживал кризис, который молодые поэты стремились преодолеть. Поэзию они провозгласили ремеслом, а всех поэтов разделили на мастеров и подмастерьев. В «Цехе» мастерами, или «синдиками» считались Городецкий и Гумилёв. Неопределенность эстетической программы символизма давно уже разочаровала Гумилева, он искал ясности, точности и употребления слов в их прямых, а не переносных значениях: для него роза была прекрасна сама по себе, как цветок, а не как романтический символ. Он первым ввел в русскую поэзию экзотические темы.

Огненную запалённость мироздания Гумилев противопоставляет поэтике Александра Блока и символистов. На поверхности литературной борьбы это неприятие осознается сторонниками Гумилева как бунт четкости против расплывчатости. Символизм в их понимании — это когда некто некогда говорит нечто о ни о чем…. А надо давать ясные имена вещам, как это делал первый человек Адам. Термин «адамизм», выдвинутый Гумилевым, не принят — принят придуманный про запас сподвижником Гумилева Сергеем Городецким термин «акмеизм» — от греческого слова «акме» — высшая, цветущая форма чего-либо. Вдохновителем и вождем направления остается, тем не менее, Гумилев. Пришедший ему на смену акмеизм призван очистить поэзию от «мистики» и «туманности», он должен вернуть слову точное предметное значение, а стиху — «равновесие всех элементов».

Акмеизм остается в истории как одно из ярчайших направлений поэзии Серебряного века, противостоящее и символизму с его мистическими туманами, и футуризму с его утопическими проектами. Однако живое и перспективное развитие поэзии определяется не деятельностью тех или иных «цехов», а судьбой великих поэтов, втянутых в эти «цеха». В акмеизме это: Гумилев, Ахматова, Мандельштам; в футуризме: Хлебников, Пастернак, Маяковский; в символизме — Блок, внутренней полемикой с которым во многом определяется путь Гумилева. Блок и Гумилев видят мир по-разному, в известном смысле диаметрально противоположно. Можно сказать, что Блок сопрягает, а Гумилев расщепляет; что Блок видит Целое, а Гумилев — распад Целого, что Блок переполнен, а Гумилев воспален, опустошен, выжжен. Для Блока стихи Гумилева — что-то, имеющее лишь «два измерения», что-то «выдуманное», а то и «пустоватое».

Для Гумилева стихи Блока — иллюзион, морок, или: как он сказал, «царственное безумие, влитое в полнозвучный стих». Безумие для Гумилева — главное зло, роковая порча для четкого, взнузданного, горько-трезвого, жертвенного и мужественного разума. В этом безумии нет ничего завораживающего, и возмездие за него должно быть страшно: Созидающий башню сорвется, Будет страшен стремительный лет, И на дне мирового колодца Он безумье свое проклянет…. Эти гениальные строки были процитированы Александром Солженицыным в романе «Август 1914-го» в пору, когда имя Гумилева было ещё под запретом.

Когда разразилась Первая мировая война, Гумилёв пошёл на фронт добровольцем. Получив боевого коня, он отправился на передовую, к границе с Восточной Пруссией. Уже в декабре 1914 г. улан Гумилёв был награжден Георгиевским крестом 4-й степени, а в январе 1915 г. произведен в младшие унтер-офицеры. Николай Гумилёв ведет подробнейший дневник военных дней. Корреспонденция Гумилёва с фронта печаталась весь 1915 год в петербургской газете «Биржевые ведомости» под названием «Записки кавалериста». Годом позже Гумилёв получил первый офицерский чин прапорщика с переводом в 5-й Александрийский гусарский полк.

Новый 1917 год встретил в окопах, в снегу. Завершилась служба Гумилёва в 5-м Гусарском полку неожиданно. Полк был переформирован, а прапорщик Гумилёв направлен в Окуловку Новгородской губернии для закупки сена частям дивизии; там застала его Февральская революция и отречение императора Николая II от престола. Гумилёв разочарован. Себя считает неудачником, прапорщиком разваливающейся армии. Он добился командировки на Салоникский фронт - фронт боевых действий, возникший в Первую мировую войну после высадки в Салониках, на территории Греции, англо-французского экспедиционного корпуса. И 17 мая Анна Ахматова проводила мужа на крейсер. Но поскольку Россия была выведена из войны неслыханно позорным Брестским миром, Гумилёв в апреле 1918 г. возвратился домой, в Россию. Царское Село переименовано в Детское Село, дом Гумилёвых реквизирован. Мать Анна Ивановна с сыном Гумилёва  Лёвушкой живут в Бежецке. Анна Ахматова попросила развод….

Несмотря на войну, Гумилев печатает сборники «Колчан» (1916), «Костер» (1918). Он был первоклассным переводчиком и опубликовал полный стихотворный перевод книги Т. Готье «Эмали и камеи» (1914), названный «чудом перевоплощения». В прозе проявил себя великолепным стилистом, сборник его рассказов «Тень пальмы» был опубликован посмертно в 1922.

Приверженец монархии, Гумилев не принял большевистский переворот 1917, однако эмигрировать отказался. Гумилев был уверен, что его «не тронут». Он полагал, что в случае чего его защитит имя. Он думал, что если монархические симпатии признавать открыто и честно, то это — лучшая защита. Такой принцип вполне срабатывал в студиях «Пролеткульта» и в «Балтфлоте», где Гумилев вёл занятия и читал лекции и где гогочущие слушатели принимали «монархизм» мэтра как здоровую шутку или чудачество. Но слова из его стихов оказались роковыми:


"Я бельгийский ему подарил пистолет

И портрет моего государя."

Последние годы Гумилев продолжал работать лихорадочно. Он успел опубликовать при советской власти несколько сборников стихов: «Фарфоровый павильон», «Шатер», «Огненный столп». Последняя книга, признанная впоследствии лучшей, вышла за считанные недели до ареста поэта и его гибели.

В 1921 Николай Гумилев был обвинен в причастности к заговору против советской власти и расстрелян 25 августа 1921. Гумилев Николай Степанович единственный из великих поэтов Серебряного века, казненный Советской властью по приговору суда. Остальные либо замучены бессудно (Клюев, Мандельштам), либо доведены до самоубийства (Есенин, Маяковский, Цветаева), либо умерли до срока от физических и духовных потрясений (Блок, Хлебников, Ходасевич), либо — в лучшем случае — перенесли преследования и гонения (Пастернак, Ахматова). Гумилева постигла самая ранняя и самая жестокая кара. Чекисты, расстреливавшие его, рассказывали, что их потрясло его самообладание:

    — И чего он с контрой связался? Шел бы к нам — нам такие нужны!

НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ

«ВЕЧЕР»

Ещё один ненужный день,

Великолепный и ненужный!

Приди, ласкающая тень,

И душу смутную одень

Своею ризою жемчужной.

И ты пришла... ты гонишь прочь

Зловещих птиц - мои печали.

О, повелительница ночь,

Никто не в силах превозмочь

Победный шаг твоих сандалий!

От звёзд слетает тишина,

Блестит луна - твоё запястье,

И мне во сне опять дана

Обетованная страна -

Давно оплаканное счастье.

Ноябрь 1908, Царское Село

«ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА»

Валерию Брюсову

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем миры.

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое тёмный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял её однажды в повелительные руки,

У того исчез навеки безмятежный свет очей,

Духи ада любят слушать эти царственные звуки,

Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,

Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,

И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,

И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервётся пенье,

И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -

Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи

В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймёшь тогда, как злобно насмеялось всё, что пело,

В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.

И тоскливый смертный холод обовьёт, как тканью, тело,

И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!

Но я вижу - ты смеёшься, эти взоры - два луча.

На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ

И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

<1907>

«ДОЖДЬ»

Сквозь дождём забрызганные стёкла

Мир мне кажется рябым;

Я гляжу: ничто в нём не поблёкло

И не сделалось чужим.

Только зелень стала чуть зловещей,

Словно пролит купорос,

Но зато рисуется в ней резче

Круглый куст кровавых роз.

Капли в лужах плещутся размерней

И бормочут свой псалом,

Как монашенки в часы вечерни,

Торопливым голоском.

Слава, слава небу в тучах чёрных!

То - река весною, где

Вместо рыб стволы деревьев горных

В мутной мечутся воде.

В гиблых омутах волшебных мельниц

Ржанье бешеных коней,

И душе, несчастнейшей из пленниц,

Так и легче, и вольней.

<1915>

«ЕЩЁ НЕ РАЗ ВЫ ВСПОМНИТЕ МЕНЯ...»

Ещё не раз Вы вспомните меня

И весь мой мир, волнующий и странный,

Нелепый мир из песен и огня,

Но меж других единый необманный.

Он мог стать Вашим тоже, и не стал,

Его Вам было мало или много,

Должно быть плохо я стихи писал

И Вас неправедно просил у Бога.

Но каждый раз Вы склонитесь без сил

И скажете: "Я вспоминать не смею,

Ведь мир иной меня обворожил

Простой и грубой прелестью своею".

<1917>

«МНЕ СНИЛОСЬ»

Мне снилось: мы умерли оба,

Лежим с успокоенным взглядом,

Два белые, белые гроба

Поставлены рядом.

Когда мы сказали - довольно?

Давно ли, и что это значит?

Но странно, что сердцу не больно,

Что сердце не плачет.

Бессильные чувства так странны,

Застывшие мысли так ясны,

И губы твои не желанны,

Хоть вечно прекрасны.

Свершилось: мы умерли оба,

Лежим с успокоенным взглядом,

Два белые, белые гроба

Поставлены рядом.

<1907>

«ЭТО БЫЛО НЕ РАЗ...»

Это было не раз, это будет не раз

В нашей битве глухой и упорной:

Как всегда, от меня ты теперь отреклась,

Завтра, знаю, вернёшься покорной.

Но зато не дивись, мой враждующий друг,

Враг мой, схваченный тёмной любовью,

Если стоны любви будут стонами мук,

Поцелуи - окрашены кровью.

<1910>

"ГАЛЛА"

Восемь дней от Харрара я вел караван

Сквозь Черчерские дикие горы

И седых на деревьях стрелял обезьян,

Засыпал средь корней сикоморы.

На девятую ночь я увидел с горы -

Этот миг никогда не забуду -

Там, внизу, в отдаленной равнине, костры,

Точно красные звезды, повсюду.

И помчались один за другими они,

Точно тучи в сияющей сини,

Ночи трижды святые и странные дни

На широкой галасской равнине.

Все, к чему приближался навстречу я тут,

Было больше, чем видел я раньше:

Я смотрел, как огромных верблюдов пасут

У широких прудов великанши.

Как саженного роста галласы, скача

В леопардовых шкурах и львиных,

Убегающих страусов рубят сплеча

На горячих конях-исполинах.

И как поят парным молоком старики

Умирающих змей престарелых...

И, мыча, от меня убегали быки,

Никогда не видавшие белых.

Временами я слышал у входа пещер

Звуки песен и бой барабанов,

И тогда мне казалось, что я Гулливер,

Позабытый в стране великанов.

И таинственный город, тропический Рим,

Шейх-Гуссейн я увидел высокий,

Поклонился мечети и пальмам святым,

Был допущен пред очи пророка.

Жирный негр восседал на персидских коврах

В полутемной неубранной зале,

Точно идол, в браслетах, серьгах и перстнях,

Лишь глаза его дивно сверкали.

Я склонился, он мне улыбнулся в ответ,

По плечу меня с лаской ударя,

Я бельгийский ему подарил пистолет

И портрет моего государя.

Все расспрашивал, много ли знают о нем

В отдаленной и дикой России...

Вплоть до моря он славен своим колдовством,

И дела его точно благие.

Если мула в лесу ты не можешь найти

Или раб убежал беспокойный,

Все получишь ты вдруг, обещав принести

Шейх-Гуссейну подарок пристойный.

<1918 1921="">

~ . ~ . ~

Осип Мандельштам

Осип Эмильевич Мандельштам — поэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших русских поэтов XX века.

***

Я рожден в ночь с второго на третье

Января в девяносто одном

Ненадежном году — и столетья

Окружают меня огнем.

~ . ~ . ~

Родился Осип Мандельштам 3 января 1891г. в Варшаве в семье мастера-кожевенника, мелкого торговца. Через год семья поселяется в Павловске, затем переезжает на жительство в Петербург. Здесь Осип оканчивает одно из лучших петербургских учебных заведений - Тенишевское коммерческое училище - российскую кузницу «культурных кадров» начала ХХ века, давшую ему прочные знания в гуманитарных науках, отсюда и началось его увлечение поэзией, музыкой, театром.

В 1907 Мандельштам уезжает в Париж, слушает лекции в Сорбонне, знакомится с Н.Гумилевым. Интерес к литературе, истории, философии приводит его в Гейдельбергский университет, где он слушает лекции в течение года. Наездами бывает в Петербурге, устанавливает свои первые связи с литературной средой: прослушивает курс лекций по стихосложению на «башне» у Вячеслава Иванова. В этот период времени очень дружен с поэтом Георгием Ивановым.     

               

Литературный дебют Мандельштама состоялся в 1910, когда в журнале «Аполлон» были напечатаны его пять стихотворений. В эти годы он увлекается идеями и творчеством поэтов-символистов, становится частым гостем В.Иванова, теоретика символизма, у которого собирались талантливые литераторы.

К 1911 году семья Мандельштама начала разоряться, и обучение в Европе сделалось невозможным. Для того чтобы обойти квоту на иудеев при поступлении в Петербургский университет, Мандельштам крестится у методистского пастора и поступает на историко-филологический факультет. К этому времени он прочно входит в литературную среду - он принадлежит к группе акмеистов, к организованному Н.Гумилевым «Цеху поэтов», в который входили А.Ахматова, С.Городецкий, М.Кузмин и др. Мандельштам выступает в печати не только со стихами, но и со статьями на литературные темы.

В 1913 вышла в свет первая книга стихотворений О.Мандельштама - «Камень», сразу поставившая автора в ряд значительных русских поэтов. Много выступает с чтением своих стихов в различных литературных объединениях. В предоктябрьские годы появляются новые знакомства: М.Цветаева, М.Волошин, в доме которого в Крыму Мандельштам бывал несколько раз.

В 1918 Мандельштам живёт то в Москве, то в Петрограде, потом в Тифлисе, куда приехал ненадолго и потом приезжал снова и снова. В 1919 году в Киеве знакомится с будущей женой, Надеждой Яковлевной Хазиной. В Гражданскую войну Мандельштам скитается с женой по России, Украине, Грузии; был арестован белогвардейцами в Крыму как двойной агент, сидел в тюрьме. Позже он имел возможность бежать с белыми из Крыма в Турцию, но, подобно Волошину, предпочёл остаться в Советской России. Переезжает в Петроград, поселяется в Доме искусств в «безобразной комнате», как её называл Мандельштам за то, что у неё было 6 углов и топить в ней нужно было самому, причём, сырыми дровами, что у него никогда не получалось. Однажды он чуть сам не сгорел, и кричал, измученный тщетными усилиями: «Помогите, помогите, я не умею, я не кочегар, не истопник!» Н.Чуковский о нём писал: «...у Мандельштама никогда не было не только никакого имущества, но и постоянной оседлости - он вёл бродячий образ жизни, ...я понял самую разительную его черту - безбытность».

20-е были для него временем интенсивной и разнообразной литературной работы. Много времени Мандельштам отдает переводческой работе. В совершенстве владея французским, немецким и английским языком, он брался за переводы прозы современных зарубежных писателей. С особой тщательностью относился к стихотворным переводам, проявляя высокое мастерство.

Н. Бухарин хлопочет о командировке Мандельштама в Армению. Эта поездка описана им в «Путешествии в Армению». В «Литературной газете», «Правде», «Звезде» выходят разгромные статьи в связи с этой публикацией, поскольку к Мандельштаму уже прилепилась формулировка «внутренний эмигрант», спущенная сверху. А в условиях культа личности писатель с таким штампом был заведомо обречён.

В эти 1930-е годы, когда началась открытая травля поэта, и печататься становилось всё труднее, перевод оставался той отдушиной, где поэт мог сохранить себя. В эти годы он перевёл десятки книг. Осенью 1933 Мандельштам пишет стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны...», за которое в мае 1934 вновь был арестован. Авторства своего Осип Мандельштам не скрывал и после ареста готовился к расстрелу. Только защита Бухарина смягчила приговор -  Мандельштама выслали в Чердынь-на-Каме, где он пробыл две недели, заболел и попал в больницу. И был отправлен в Воронеж, где работал в газетах и журналах, на радио. После окончания срока ссылки в мае 1937 возвращается в Москву, но здесь ему жить запрещают. В заявлении секретаря Союза писателей СССР В. Ставского 1938 года на имя наркома внутренних дел Н. И. Ежова предлагалось «решить вопрос о Мандельштаме», его стихи названы «похабными и клеветническими». Иосиф Прут и Валентин Катаев были названы в письме как «выступавшие остро» в защиту Осипа Мандельштама.

Осип Эмильевич был арестован вторично и доставлен на железнодорожную станцию Черусти, которая находилась в 25 километрах от Саматихи. Оттуда его доставили во Внутреннюю тюрьму НКВД. Вскоре его перевели в Бутырскую тюрьму.Приговор - 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Этапом был отправлен на Дальний Восток. В пересыльном лагере на Второй речке (теперь в черте Владивостока) 27 декабря 1938 О.Мандельштам умер в больничном бараке. Тело Мандельштама советская власть оставила лежать непогребённым до весны. Могила его неизвестна, как и могилы многих его товарищей по несчастью. 

В.Шкловский сказал о Мандельштаме: «Это был человек... странный... трудный... трогательный... и гениальный!»

Жена поэта Надежда Мандельштам и некоторые испытанные друзья поэта сохранили его стихи, которые в 1960-е появилась возможность опубликовать. Сейчас изданы все произведения О.Мандельштама.

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

* * *

 «Невыразимая печаль»

Открыла два огромных глаза,

Цветочная проснулась ваза

И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена

Истомой - сладкое лекарство!

Такое маленькое царство

Так много поглотило сна.

Немного красного вина,

Немного солнечного мая -

И, тоненький бисквит ломая,

Тончайших пальцев белизна...

<1909>

«В МОРОЗНОМ ВОЗДУХЕ РАСТАЯЛ ЛЁГКИЙ ДЫМ...»

В морозном воздухе растаял лёгкий дым,

И я, печальною свободою томим,

Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,

Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне

По снежной улице, в вечерний этот час

Собачий слышен лай и запад не погас

И попадаются прохожие навстречу...

Не говори со мной! Что я тебе отвечу?

<1909>

Из сборника «Камень»

* * *

Сегодня дурной день:

Кузнечиков хор спит,

И сумрачных скал сень —

Мрачней гробовых плит.

Мелькающих стрел звон

И вещих ворон крик...

Я вижу дурной сон,

За мигом летит миг.

Явлений раздвинь грань,

Земную разрушь клеть

И яростный гимн грянь —

Бунтующих тайн медь!

О, маятник душ строг —

Качается глух, прям,

И страстно стучит рок

В запретную дверь к нам...

<1911>

<1915>

«НЕЖНЕЕ НЕЖНОГО...»

Нежнее нежного

Лицо твоё,

Белее белого

Твоя рука,

От мира целого

Ты далека,

И всё твоё -

От неизбежного.

От неизбежного -

Твоя печаль,

И пальцы рук

Неостывающих,

И тихий звук

Неунывающих

Речей,

И даль

Твоих очей.

<1915>

Летом 1915 года Осип Мандельштам познакомился в Коктебеле с Мариной Цветаевой. Это событие стало поворотным в жизни, поэта, так как он влюбился, как мальчишка. К тому времени Цветаева уже была замужем за Сергеем Эфронтом и воспитывала дочь. Однако это не помешало ей ответит взаимностью.

Роман двух знаковых представителей русской литературы длился недолго и был, по воспоминаниям Цветаевой, платоническим.

«Я НЕНАВИЖУ СВЕТ...»

Я ненавижу свет

Однообразных звёзд.

Здравствуй, мой давний бред, -

Башни стрельчатый рост!

Кружевом, камень, будь,

И паутиной стань:

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

Будет и мой черёд -

Чую размах крыла.

Так - но куда уйдёт

Мысли живой стрела?

Или, свой путь и срок,

Я, исчерпав, вернусь:

Там - я любить не мог,

Здесь - я любить боюсь...

<1912>

«ЗА ТО, ЧТО Я РУКИ ТВОИ НЕ СУМЕЛ УДЕРЖАТЬ...»

За то, что я руки твои не сумел удержать,

За то, что я предал солёные нежные губы,

Я должен рассвета в дремучем Акрополе ждать -

Как я ненавижу пахучие, древние срубы!

Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,

Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко,

Никак не уляжется крови сухая возня,

И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.

Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?

Зачем преждевременно я от тебя оторвался?

Ещё не рассеялся мрак и петух не пропел,

Ещё в древесину горячий топор не врезался.

Прозрачной слезой на стенах проступила смола,

И чувствует город свои деревянные рёбра,

Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,

И трижды приснился мужам соблазнительный образ.

Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?

Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.

И падают стрелы сухим деревянным дождём,

И стрелы другие растут на земле, как орешник.

Последней звезды безболезненно гаснет укол,

И серою ласточкой утро в окно постучится,

И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,

На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.

<1920>

«ОТ ЛЁГКОЙ ЖИЗНИ МЫ СОШЛИ С УМА...»

От лёгкой жизни мы сошли с ума:

С утра вино, а вечером похмелье.

Как удержать напрасное веселье,

Румянец твой, о нежная чума?

В пожатьи рук мучительный обряд,

На улицах ночные поцелуи,

Когда речные тяжелеют струи

И фонари, как факелы, горят.

Мы смерти ждём, как сказочного волка,

Но я боюсь, что раньше всех умрёт

Тот, у кого тревожно-красный рот

И на глаза спадающая чёлка.

<1913>

***

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлёвского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него - то малина

И широкая грудь осетина.

<Ноябрь 1933>

Ленинград

Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,

До прожилок, до детских припухлых желёз.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денёк,

Где к зловещему дёгтю подмешан желток.

Петербург! Я ещё не хочу умирать!

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня ещё есть адреса́,

По которым найду мертвецов голоса́.

Я на лестнице чёрной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

<декабрь 1930>

***

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей

Я лишился и чаши на пире отцов,

И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей,

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей.

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых кровей в колесе,

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе,

Уведи меня в ночь, где течет Енисей

И сосна до звезды достает,

Потому что не волк я по крови своей

И меня только равный убьет.

<1935>

В кругу Анны Ахматовой в 1970-е годы будущего лауреата Нобелевской премии по литературе И. А. Бродского называют «младшим Осей». По мнению В. Я. Виленкина, из всех поэтов-современников «только к одному Мандельштаму Анна Андреевна относилась как к какому-то чуду поэтической первозданности, чуду, достойному восхищения».

Все используемые материалы взяты в свободном доступе. Спасибо авторам.